Бремя молока

восьмиканальная видеоинсталляция, смешанная техника, 2018-2019.

6 сентября – 6 октября 2019 (открытие 6 сентября, 19.00-22.00)
Выставка Марины Фоменко «Бремя молока», 16+
Центр творческих индустрий Фабрика, Переведеновский пер., 18, зал Артхаус

Животноводческая ферма в Алтайском крае, некогда образцовая, а ныне приходящая в упадок. На этом скотном дворе не бывает восстаний. Здесь живут коровы, они дают молоко. Их жизнь проходит между коровником и «родилкой», подчиненная задаче получения полезного продукта. Каждый день они ждут, когда к ним придут доярки, накормят и освободят от бремени молока.

В многоканальной видеоинсталляции зрители погружаются в жизнь на ферме на один день: утренняя дойка, вечерняя дойка, «родилка», молочная. Затемно приходят доярки. В пространство, населенное коровами, врываются люди, объединяя животных и механизмы, создавая гибриды коров с механическим выменем, напоминая нам о том, что с позиции антропоцентризма обитатели коровников – это «животные машины»*. Вечером опять приходят доярки и снова доят коров. Молоко транспортируется в «молочную» и потом покидает ферму. И утром, и вечером в «родилке» рождаются телята, на время возвращая коров к их естественной жизни.

Знакомый фермер сказал мне, что на одних фермах у коров глаза веселые, а на других - грустные. Это ферма коров с печальными глазами. Они живут в грязи и тесноте, проводят жизнь в стойлах, привязанные к одному месту, и дают жизнь телятам, чтобы тех забрали сразу после рождения. Несколько женщин выполняют непосильно тяжелую и низкооплачиваемую работу поддержания жизнедеятельности коровника. Я хотела показать, как идет жизнь на этой ферме, но бывает и хуже…

«Современное сельскохозяйственное промышленное животноводство — это жестокое состязание методов и приемов, которые придумали те, кто стремится уменьшить издержки и увеличить прибыли. Поэтому былые сельскохозяйственные предприятия превратились сейчас в сельскохозяйственные фабрики, и животным в них отведена роль машинных агрегатов по превращению малоценных кормов в высокоценное мясо, и любые нововведения здесь имеют своей целью удешевление «коэффициента воспроизводства», подверженного колебаниям в ту или иную сторону» (Питер Сингер «Освобождение животных»).

Изменение наших отношений с животными – это не только моральный аспект их использования людьми, но и вопрос сохранения нашей экосистемы, так как широкомасштабное развитие животноводства влечет за собой серьезные экологические проблемы: от выделения поголовьем крупного рогатого скота парниковых газов в количестве, значительно превышающем уровень выбросов всего транспорта планеты, до вырубки под пастбища тропических лесов.

* Рут Харрисон, «Животные машины».

Спасибо Алексей Саваринский, Алексей Торопчин, Валентина Крючкова, Василий Кистанов, Виталий Пацюков, Владимир Киреев, Зоя Николаенко, Зоя Пучкова, Ксения Богданович, Лидия Чуднова, Татьяна Попова.

Музыка: Владимир Тарасов «АТТО I», Фредерик Шопен «Вальс op. 34 № 3 (фа мажор)», исполняет Ольга Гуревич (https://creativecommons.org/licenses/by-nc-nd/3.0/us/ www.freemusicarchive.org ), Даниэль Барбиро «Пятнадцать миниатюр для подготовленного контрабаса, №13» (License CC BY-NC-ND 3.0 US https://creativecommons.org/licenses/by-nc-nd/3.0/us/ www.freemusicarchive.org)   

В поисках «молочного времени»

Ты куда попала, муха?

В молоко, в молоко…

Осип Мандельштам

Реальность, определяющая нашу цивилизацию, ее вещественность, непрерывность ее ткани, начинает постепенно исчезать. Ее структура руинируется, ее форма обретает травмы, но главное, ее сущность теряет свой первообраз, превращаясь в симулякр. Но в этой драматической ситуации неожиданно открывается новая реальность, реальность преодоления, превращающая негативные смыслы в животворные энергии. Именно эти возможности вновь обрести присутствие реального, может быть, достаточно измененного, перекодированного, но все же сохранившего гармонию своих полярностей в нашей сложной социальной структуре, посвящен проект Марины Фоменко. В его стратегиях оживает радикальная мысль по именованию этой воскрешенной реальности, требующей завершить весь процесс именем собственным, утверждая его своим личным художественным поступком.

Марина Фоменко откровенно стремится энергетически усилить организм сакрально значимого – традиционной жизни русской деревни, включить в его структуру новый творческий «вирус», генетически необходимый для подлинного художественного свидетельства. Именно в этой дополнительности рождается та одухотворенная модель видения, тот первый элемент, который невозможно редуцировать и уничтожить никакими перестановками и манипуляциями. В проекте «Бремя молока», используя технологии видео-арта, художница начинает свой рассказ с супрематического горизонта, с его «нуля», открывая собственную систему  координат, постепенно обретающую реальные контуры. Вместе со зрителем мы погружаемся в утро молочной фермы, в ее туман, в ее насыщенность драматической вещественностью – грязь, навоз, призрачные силуэты доярок, их крики, несовершенная технология дойки, приводящая в ужас самих коров.

Реализуя этот образ, Марина Фоменко призывает нас понимать фактуру жизни, ее грубую поверхность, ее материал так же активно, как формы мыслительного процесса, как овеществление своих размышлений о нашем социуме и его коммуникациях. В самой изобразительной драматургии события художница выявляет его смысловую сущность, его скрытую внутреннюю универсальность, а в материале – его способность действовать не только на зрительные ощущения, но и на осязательные и моторные. Перед нами открывается  та визуально-смысловая мистерия, о которой писал Казимир Малевич: «она продолжает течение жизни», «растет лесом, горой, камнем», позволяя художнику выявлять ее «тело», «организм», «мирОвые растения». Она отражает темперамент и чувства Марины, ее душевный и интеллектуальный вектор, созвучный образной структуре переживаемой реальности. Двигаясь в видеокомпозициях, переходя от фермы в крестьянский дом, в его неожиданно странный быт, в котором внезапно появляется попугай, в протяженные фразы советских песен 30-х годов, Марина формирует особый художественный строй, способный приоткрывать маршруты ее творческого пути и как бы скрывать тайну этого движения, прятать трагизм в торжество идеального.

Эта оптика позволяет настойчиво всматриваться в равновесие внутренних пространств «события», она способна приближать и увеличивать в масштабах саму художественную ткань произведения. Она приобретает в новейшей эстетике качества машины зрения и приближенные к документу свойства камеры слежения. В этой системе Ферма являет собой пограничную ситуацию между жизнью и смертью, она сама превращается в органы тела, открывающиеся внутрь как магические, физиологические и техногенные пространства собственных функций и событий, - рождение теленка, его парадоксальные первые минуты жизни, невозможность встать на ноги без помощи коровы-матери и ее соседок, опасность быть раздавленным их копытами. Инструментальность камеры Марины Фоменко обнаруживает мгновенное равновесие в неравновесных образах – в потоках молока, в их противоестественном движении в пластиковых трубках, создающим парадоксальную рифму с механической цепью для очищения навоза, в металлической конструкции доильного аппарата, абсолютно не соответствующей той органике, которой обладают руки доярок. В смещениях и сдвигах, в которых мы существуем сами и их не замечаем, художница создает удивительное целостное единство мира сверхличного и мира конкретного, открытого зеркальному узнаванию самих себя в туннельных проходах сквозь слои артефакта, позволяющих соединить мир экзистенции и мир метафизики, боль, страх и надежду.

Визуальные стратегии Марины Фоменко позволяют спокойно взглянуть на изменяющийся ландшафт забайкальской русской деревни с оптимистическим названием Сростки, где родился и творчески сформировался Василий Шукшин. Ее опыт отвергает ностальгию, требуя при этом выйти за границы стереотипов и перейти в более универсальные измерения и оценки. Проникая в глубины рождающейся радикальной ситуации, Марина Фоменко манифестирует приход «возвращающегося Человека». В его измерениях художница открывает трепетные слои новой телесности, чувственности, позволяя им обретать свое лицо. Визуальные смыслы, предложенные ею, магически мерцают в своей неотделимости от хрупкой структуры рождающейся образности – матрицы, стремящейся к возвышенному, переживающему абсолютно трагическую фазу.

Виталий Пацюков